Когда его отпустило, он двинулся к дому. Ричард прошел к лестнице и провел рукой по перилам.
Он спиливал, шкурил, полировал изуродованное место заново, но призраки букв все равно оставались. Теперь же они исчезли. Все чисто, аккуратно и необжито, сухо и обезличено. Ни в этой комнате, ни в какой другой. Ричард все еще стоял у лестницы и оглядывался вокруг, когда до него донесся шум подъезжающей машины. Лина вернулась с игры. Ты убил моего мальчика! Играть в бинго уезжала женщина, весившая около ста восьмидесяти фунтов. Вернулась же бабища весом по крайней мере в триста, а может, и больше. Чтобы пройти в дверь, ей пришлось даже чуть повернуться.
Под синтетическими брюками цвета перезревших оливок колыхались складками слоновьи бедра. Кожа ее, лишь болезненно желтая три часа назад, приобрела как закачать фото вконтакте совершенно нездоровый бледный оттенок. Глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, глядели на него ровно и презрительно. В одной пухлой и дряблой руке она держала полиэтиленовый пакет с огромной индейкой, которая скользила и переворачивалась там, словно обезображенное тело самоубийцы. Я уставился на тебя. Потому что ты стала вот такой в этом мире, где мы не завели детей. В жизни я не видел такой огромной индейки. Ну и что ты стоишь, смотришь на нее, как идиот? Замороженная птица перекатилась на бок с таким звуком, словно в пакете лежал кусок дерева.
Сюда она не влезет. Засунь ее в морозильник! Раньше у них не было отдельного морозильника. Положив индейку внутрь рядом с замороженными тушками других птиц и зверей, он вернулся на кухню. Лина достала из буфета банку шоколадных конфет с начинкой и принялась методично уничтожать их одну за другой. Я выиграла главный приз.
Она улыбнулась, показав зубы, перепачканные шоколадом и ореховым маслом. Лина, ты когданибудь жалеешь, что у нас нет детей? Она посмотрела на него так, словно он сошел с ума. На кой черт мне такая обуза? Ты идешь или опять будешь сидеть над пишущей машинкой? Пожалуй, еще посижу, сказал он на удивление спокойным голосом. Он тут же понял, о чем она, и ощутил новую вспышку вины. Она знала о текстпроцессоре, конечно же, знала.
Вечно голова в облаках. Если бы ты не был таким тихоней, я бы, может быть, подумала, что это твоя работа пятнадцатилетней давности. Она рассмеялась неожиданно громко типичный смех стареющей циничной опошлившейся бабы, и он едва сдержался, чтобы не ударить ее. Я недолго, повторил он. Доски пола скрипели и прогибались под ней, когда она, колыхаясь, шла к лестнице. Мы все еще должны за мои очки для чтения.
