На восемнадцатом году я попал уже в настоящую тюрьму. Из сорока восьми лет жизни я провел на свободе считанные месяцы. Поэтому, когда автоматическую кассацию отклонили, я сказал назначенному судом адвокату, что больше хлопотать не нужно. Не знаю, почему мое поведение беспокоило, тревожило его.
Знаете, както даже неестественно, когда человек в вашем положении так равнодушен, сказал мне он. Откуда вы знаете, что естественно, а что неестественно, надзиратель? О тюрьме вы читали только в книжках ведь вас на эту должность назначили всего год назад. К тому же, каждый вечер вы уходите спать домой, к жене. Вам еще многое предстоит узнать! Он не рассердился, лишь задумчиво покачал головой.
Я заметил, что у него очень усталый вид, синеватые круги под глазами. Надзиратель был женат на молодой, стройной, грудастой женщине. В ее облике своеобразно сочетались сексуальность и невинность. Когда она, покачивая бедрами, проходила на сцену между двумя шеренгами глазевших на нее мужчин, то улыбалась и кивала головой направо и налево.
И не было в тюрьме человека, который не завидовал бы надзирателю. Но мне удалось спровадить его. Чудак пытался внушить мне, что нераскаявшиеся души попадают в ад. Есть такая теория о переселении душ в тела других людей или животных. Камера смертников довольно просторна. В ней умещались койка, маленький столик, две табуретки, полочка для книг и, конечно, стульчик. Надзиратель обычно выжидал, пока уйдет коридорный, несколько минут стоял, переминаясь с ноги на ногу, и только потом садился на край табуретки. Я клал книгу на пол возле койки и оборачивался к нему.
Выглядел он все хуже и хуже. Приведение приговора в исполнение. Знаете, в нашем штате допускаются лишь два способа казни. Либо повешение, либо расстрел. Я думал, что везде применяют электрический стул. У нас вы можете выбрать только одно из двух. Тогда пусть меня расстреляют. Я потянулся за лежавшей на полу книгой, думая, что разговор кончен.
А что ж тут волноваться? Все равно ведь вы меня прикончите! Лицо его исказилось болезненной гримасой. Он почти выбежал из камеры. В течение трех следующих недель у меня был прекрасный аппетит, я поправился почти на три килограмма. Надзиратель за это время похудел на пять. Он, очевидно, гораздо больше размышлял о моей казни, чем я.
